По важнейшим характеристикам текста списки 2 извода оказываются явно вторичными по сравнению с Основным изводом. Во-первых, в заглавии добавлено указание на авторство епископа Прохора — неверное по существу, так как Житие написано московским монахом из окружения архимандрита Федора. Во-вторых, ошибочно повышен статус участника Переяславского собора 1311 г. Дмитрия Михайловича (назван «великим князем») — в то время великим князем Владимирским был его отец Михаил Ярославич. В-третьих, списки 2-го извода датируют кончину митрополита Петра 21 декабря, а списки Основного извода в большинстве случаев следуют древней летописной традиции и называют 20 декабря. В-четвертых, участником Владимирского собора 1327 г. списки Основного извода правильно представляют великого князя Александра, а списки 2-го извода — великого князя Ивана Калиту, что неправильно по существу (великим князем Калита стал лишь в 1328 г.) и противоречит тексту самого Жития (см. выше).
Возникновение 2-го извода позволяет датировать обращение к «Поучению Петра митрополита, егда препре Тферьскаго владыку Андрея во сборе», помещаемому в большинстве списков 2-го извода вслед за Житием Петра. Содержание памятника не отвечает процитированному заглавию и представляет по существу Похвалу митрополиту Петру. В. А. Кучкин обратил внимание, что произведение существует в двух редакциях8. В 1-й редакции (списки ЯМЗ, № 15522 и Арх., № 752) окончание имеет вид: «Се же от чюдес святаго святителя Петра от честнаго его гроба: хромым дает ходити и слепым прозрети, руци к персем прикорчившася мужа исцели». Во 2-й редакции (списки Соф., № 1389 и Чуд., № 333) текст продолжен: «Тако ж и жену исцели, тою же болезнью зле страдавше, и многи приходя к святому его и честному гробу неоскудно исцеление подавши …», а далее помещена похвала московскому святому в стиле «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона: «О великое чюдо! Рим хвалится, имея верховнаго апостола Петра. Дамаск велми мудрствует, имея всего мира светило Павла апостола. Еще и Селунски град веселится, имея великаго Христова мученика Дмитрея. Град же Киев хвалится, имея новоявленную Христову мученику Бориса и Глеба, князи русские подають исцеление. Радуйся, град Москва, имея в собе великаго святителя Петра. Богу нашему слава всегда и ныне и присно и в веки веком, аминь» (Соф., № 1389,
Все эти детали ведут нас ко времени Василия I, а именно, к моменту составления Троицкой летописи.
Изучение идейного содержания памятника, особенностей литературной манеры его составителя привело к заключению, что автором Троицкой летописи являлся крупнейший писатель русского Средневековья, инок Троице-Сергиева монастыря, исполнявший одновременно функции митрополичьего секретаря,— Епифаний Премудрый4. Истории Трои-це-Сергиева монастыря, его постриженникам и особенно преподобному Сергию Радонежскому Епифаний уделяет значительное внимание. Достаточно сказать, что если всему конспекту библейской истории, заключающемуся в известной речи Философа под 986 г., было отведено 11 листов текста, то одна Похвала Сергию под 1392 г. занимала вдвое больший объем — 20 листов. Но по основным идеям, воплощенным в Троицкой летописи, она является в полном смысле московской. Во всех конфликтах Москвы с Рязанью, Тверью, Новгородом, Литвой московская сторона всегда объявляется правой. Промосковскими же интересами объясняется обоснование права вотчинного владения московскими князьями великого княжения Владимирского («по отчине и по дедине»). Представителей династии Даниловичей Епифаний характеризовал как «благочестивых христолюбцев», оборонителей Русской земли, защитников святых церквей и «правоверной веры христианской». В рассказе о нашествии Едигея в 1408 г. получил дальнейшее развитие культ святого митрополита Петра как заступника Москвы,
Однако, несмотря на утверждение публикаторов, что обе статьи Сказания «слово в слово» совпадают с соответствующими рассказами Софийской I летописи13, между памятниками наблюдаются расхождения. В тексте первой заметки Софийская летопись добавляет в заголовке лишние слова «в Цареграде», неправильно определяет время владычества иконоборцев — 10 лет (вместо шестидесяти); в заголовке второй заметки в летописи добавлено лишнее слово «Пресвятей»14. Первичность текста Сказания в отмеченных примерах подтверждает более ранний памятник — Летописец Еллинский и Римский второго вида15, что упустили из вида В. А. Кучкин и Т. А. Сумникова. Вместе с тем указанные статьи не могли попасть в Сказание и из Еллинского летописца. В последнем читается «И абие обрътоша ю», «не загасло въ тую 60 лет», «абие въскы-пъ море»16, в Сказании же и в Софийской I летописи выделенных слов нет. Очевидно, что скорее составитель Еллинского летописца добавлял слово «абие», чем составители Сказания и Свода Фотия систематически его исключали. Следовательно, статьи «О иконе Одигитрии» и «О ризе Богородицы» попали в Сказание о иконе Владимирской Богоматери, Еллинский летописец второго вида и Свод митрополита Фо-тия из общего источника. В таком случае Сказание следует датировать 10-ми годами XV века — временем создания Еллинского летописца второго вида и Свода митрополита Фотия.
В основной части Типографской-Академической летописи имеется несколько характерных чтений, отличающих ее от остальных списков Типографской летописи: сокращен текст заметки 6498 г. с описанием размеров города Владимира; имеются пропуски под 6670, 6979, 6982, 6986, 6988, 6991 гг.15 Типографская-Синодальная и Типографская-Академическая в некоторых случаях одинаково отошли от основного оригинала, представленного списками У и М, сохранившими в ряде чтений близость к источнику Типографской — Московскому своду 1479 г. Так, например, в этих летописях читается: «подвиже мя старость» вместо правильного «постиже…», «в том забыти, но причинилася смерть» вместо необходимого «в том забытии учинилася смерть»16. Отсюда следует, что Типографская-Синодальная и Типографская-Академическая летописи происходят от одного общего протографа. Распределив списки С, Q, А, О, Т и Пискаревский на две редакции, займемся изучением остальных списков Типографской летописи.
Была составлена новая редакция Повести о Темир-Аксаке, которая и получила наибольшее распространение в древнерусской письменности. В ее основу был положен вариант Повести редакции Епифания Премудрого, находящийся в составе сборников37, и дополнен извлечениями из Повести о нашествии персидского царя Хоздроя на Царьград. Некоторые детали позволяют определить время написания редакции. Великие князья Московские (Василий Дмитриевич, Иван Красный и Иван Калита) называются здесь «самодержцами Русской земли». В применении к московским князьям такой титул стал употребляться лишь в конце 70-х годов XV в. Так, «самодержцем всея Руси» (и просто «самодержцем») называется Иван III, сын великого князя Василия Васильевича, «самодержца тоя же Рускиа земли», в Слове Пахомия Логофета на перенесение мощей митрополита Петра, написанном по случаю перенесения мощей в 1472 и 1479 гг.,—т. е. около 1479 г.39 В Московском своде 1477 г. Иван III называется «самодержцем Русскыа земли» в финальном известии (1477 г.) о смерти Пафнутия Боровского (в остальных случаях московские летописцы пользуются официальным титулом «великий князь Володимерский и Новогородский и всея Руси самодержец»)40. Есть все основания считать, что Сказание, написанное по поводу окончания строительства Московского Успенского собора в 1479 г., составлено Пахомием Логофетом: Сказание встречается в рукописях, как правило, вместе с Похвальным словом митрополиту Петру и Словом на перенесение мощей митрополита Петра — но оба Слова, как мы выяснили, атрибутируются Пахомию Логофету. В этом сочинении Иван III называется «самодержцем», «великим самодержцем», «великим самодержцем всеа Руси» и, наконец, «самодержцем всеа Рускиа земли»41. Итак, наши наблюдения показывают, что форма титула московских князей — «самодержец Русской земли», употребленная в Повести о Те
Во-первых, общерусская основа Вологодско-Пермской летописи происходит из кругов, связанных с митрополитом всея Руси. О таком происхождении свидетельствуют: известие 6988 г. о «звучании» колоколов в Москве, очевидцем которого был митрополичий ключник Гридя («а митрополиту сказывал дворетцкий его Сухан»)52, сообщение 6988 г., где митрополит Геронтий назван «святым» (263 — см. Музейный и Лондонский списки), сообщение 6999 г. о поставлении митрополита Зоси-мы, который был избран «по благодати Божии и по избранию Святаго Духа . . , яко достойна суща управляти Богом порученное ему стадо» (281). Во-вторых, общерусская основа Вологодско-Пермской летописи прошла редактирование при дворе Сарского епископа Прохора (1471—1493). Имя Прохора настойчиво добавляется при описании освящения московского Успенского собора в 6987 г. (258), при перечислении лиц, находившихся в Москве в 6988 г. (263—265), при описании освящения Благовещенской церкви в 6997 г. (279), и он упомянут среди иерархов, присутствовавших при поставлении митрополита Зосимы в 6999 г. (280, 281). В-третьих, составитель летописца проявил специфический интерес к Троице-Сергиеву монастырю и его деятелям: под 6988 г. сообщается о послании Троицкого игумена Паисия к великому князю Ивану Васильевичу (266, 273), под 6998 г. уточнено место захоронения дьяка Василия Мамырева в Троице-Сергиевом монастыре — «противу Нико-нова гробу на той стране церкви» (280), под 6999 г. добавлено о присутствии на соборе в Москве Троицкого игумена Афанасия и бывшего игумена Паисия (281). Среди перечисленных особенностей общерусской основы Вологод-ско-Пермской летописи определяющим является указание на причастность к ее составлению Сарского епископа Прохора. Митрополичий характер отдельных известий объясняется особой близостью Сарских (Крутицких) епископов к митрополичьей кафедре, так как Сарские епископы являлись своего рода «заместителями» митрополита. Специфический же интерес составителя к Троице-Сергиеву монастырю может быть объяснен особыми симпатиями к этому монастырю либо со стороны епископа Прохора, либо со стороны кого-то из его ближайшего окружения (известно, правда, что в январе 1493 г. Прохор ушел на «покой» в Богоявленский монастырь). Есть все основания утверждать, что Предисловие к пасхалии 1492 г. написано тем же автором, который составил текст статьи 1491 г.